Еда не бывает «грязной»

Пищевая риторика делит продукты, а с ними и тех, кто их ест, на «хороших» и «плохих». О разрушительной силе выражений «чистое питание», «здоровая еда» и т.д. рассуждает журналист Розмари Донахью, которая сама борется с булимией.

Я выросла в странный период развития диетической культуры. Сначала жир признали врагом номер один, и все кинулись есть обезжиренные продукты (и ничего, что в них была гора сахара).

Потом что-то произошло ― и в моду вошла диета Аткинса. Я смотрела, как обезжиренные йогурт и молоко в нашем холодильнике уступили место бекону и сыру. Все вокруг начали худеть на кето-диете. Правда, когда сам Аткинс умер от внезапной остановки сердца, люди начали потихоньку остывать к его диете.

С тех пор они перепробовали всё ― от чистки соком до сыроедения и безглютеновых диет (даже те, у кого нет глютеновой недостаточности). Каждая диета преподносилась как панацея, а от всего остального надлежало отказаться.

Мы росли и часто слышали, как наши мамы с гордостью говорили, что «едят лёгкую пищу». Ясно было, что именно такая пища дарит лёгкость, и именно эта лёгкость была главным условием ценности тебя как человека.

Мамы тут были не виноваты. Им самим навязали концепцию лёгкости как ценности. Возможно, это сделали их матери, а ещё, конечно же, реклама диет, подруги и индустрия моды, которой как-то удаётся впаривать людям худой и белокожий стандарт красоты, параллельно превращая в товар и другие культуры.

«Лёгкая пища» глубоко засела в наших головах, так же, как фразы вроде «какая я плохая!», которые обычно произносятся, когда съешь печенье или лишний кусок пиццы, или «в выходные придётся попотеть, чтобы всё это сжечь» ― когда съешь кусочек праздничного торта.

Потом, в двухтысячных, появился самый мой нелюбимый, и, пожалуй, самый волнующий и коварный термин: «чистое питание».

Неудивительно, что у многих из нас появились расстройства пищевого поведения, и я не исключение. Я начала объедаться и очищать желудок.

Вся эта новая пищевая риторика стала для меня особенно опасной. Какие-то продукты стали выставлять как зло (иногда не только сами продукты, но и способ их приготовления), и это усугубляет наши проблемы с питанием с телом. Нас тянет не только попробовать новую модную диету, но и наказать себя, если не получается её выдерживать.

В нашей культуре часто упоминают «чистое питание» и ему подобное. При этом подразумевается, что если мы не следуем моде и вместо «чистого питания» едим так, как нужно для лечения, мы плохие, аморальные или просто «грязные». А ведь нам, больным расстройствами пищевого поведения, такие коннотации совершенно ни к чему.

В период, когда моя болезнь протекала особенно тяжело, и я не видела выхода, социально приемлемые фразы вроде «чистого питания» были для меня предлогом, позволяющим не есть определённую пищу. Каждая новая мода только усугубляла болезнь.

Если я срывалась и съедала что-то «нечистое», за этим следовал цикл переедания и очищения. Я разрушала себя, потому что ощущала себя неудачницей (многие диеты очень строги ― «всё или ничего»).

Разум, замутнённый расстройством пищевого поведения, не может реагировать рационально. Меня тянуло то голодать, то объедаться, потому что, по моим представлениям, я уже сорвалась, так что можно пуститься во все тяжкие.

То же происходило, когда я была с подругами и позволяла себе что-то съесть, и в это время подруги говорили, что им придётся «отрабатывать» еду в спортзале или что они «плохие», раз ели печенье. Даже если мне изначально было всё равно, я вдруг принимала их слова близко к сердцу и чувствовала, что моё поведение достойно осуждения.

У меня ушли годы на то, чтобы примириться с простым фактом: люди всё равно будут говорить такие вещи, диеты и худоба всегда будут преобладать в нашей культуре. Я почти смирилась с тем, что блокировать эти послания и не реагировать на них ― это моя ответственность.

И всё же меня волнует, что люди не видят разрушительной силы таких фраз. Я знаю, что чем человек моложе, тем он впечатлительнее, и тем сильнее они его задевают. Именно поэтому я считаю, что надо что-то менять.

Хотя я годами работала над собой и смогла осознать, что дело в культуре, что мне не нужно принимать всё это на свой счёт и соглашаться с этим, а всё-таки в период обострения болезни я не могла не реагировать, и реакция моя была не такой, как раньше.

В конце 2016 года у меня накопился стресс. Сыграли роль и результаты президентских выборов, и мои личные проблемы, и в итоге мои булимия и компульсивное переедание внезапно видоизменились ― у меня пропал аппетит. Я начала стремительно худеть, потому что мало ела, и мне стало страшно.

Я поняла, что дело плохо и что единственный способ выкарабкаться ― научиться есть побольше. И тогда я обнаружила, что могу есть только ту пищу, которую обычно обходила стороной, так как боялась осуждения.

Моё тело нуждалось не только в питании, но и в утешении. Пища, которая стала лекарством в моей ситуации, была той самой пищей, которой меня учили бояться, когда я росла.

Бывает, что еда, которая лечит от расстройства пищевого поведения, ― это та же самая еда, которую многие демонизируют (включая врачей). Это еда для утешения ― арахисовое масло и конфитюр, выпечка, особенно с сыром, или жареное куриное филе.

Такую пищу легко готовить и есть, её легко купить на вынос или заказать с доставкой. Когда просто пытаешься выжить, бывает очень трудно найти силы на то, чтобы продумать приём пищи. А быстрая пища даёт возможность человеку ощутить почву под ногами, когда он какое-то время ничего не ел.

Но бывает трудно примириться не только со своими прошлыми привычками и убеждениями, но и с отношением к такой еде, закрепившимся в культуре. Иногда почти невозможно сказать: «Именно это мне сейчас нужно». Но всё же так и есть: чтобы выздороветь, нужно именно это.

Вот поэтому так важно выбирать слова. Важно говорить о пище (и о своём теле) осознанно, когда рядом дети. Чтобы они потом не думали, что выбор пищи напрямую определяет их человеческую ценность.

Важно не связывать пищу с моралью или чистотой и вообще «хорошестью», потому что каждый из нас сам выбирает, что есть, не становясь от этого ни лучше, ни хуже.

Для каждого здоровье выглядит по-разному, особенно если человек лечится от расстройства пищевого поведения, и это нужно уважать ― не только по факту, но ещё до того, как начнутся проблемы.

Нужно научиться говорить о пище так, чтобы дети росли со здоровым отношением к питанию и телу, чтобы не было деления пищи на «чистую» и «грязную», чтобы никто не считал себя «плохим» и «хорошим» из-за того, что что-то съел. Это будет прекрасное начало.